Хромая Антилопа низко опустила голову и тихо сказала:
— Я знала, что мне будет плохо. Но я надеялась, что нога моя поправится. Своей правдой ты отнял у меня надежду. Лучше бы ты ничего не говорил. Ведь я не знала, что так скоро погибну. Быть может, ты омрачил последние дни моей жизни. Лучше бы мне ничего не знать. Я знаю, что сделал ты это не от злого сердца. И поэтому не сержусь на тебя. Но скажу тебе на прощанье, — ведь мы, наверное, видимся в последний раз! — жалость и сострадание позволяют иногда скрыть правду от того, кому она несёт лишь страдание. И это не есть неправда. Вот и мне — зачем мне нужна такая правда? Лучше бы мне ничего не знать, — вздохнула она и, сказав страусёнку «Прощай!», скрылась, хромая, в густой траве.
Потрясённый страусёнок долго стоял, покачиваясь на своих тоненьких ножках, вытянув шейку в сторону, куда удалилась Хромая Антилопа. Ему было стыдно и больно, потому что своим маленьким сердцем он ощутил, что его правда, которую он простодушно открыл Хромой Антилопе, принесла ей горечь и боль. Первым его желанием было броситься вдогонку доброй Антилопе, чтобы как-то объяснить, извиниться, сказать что-то такое (а что, он и сам точно не знал), чтобы ей стало легче.
Но что-то удержало страусёнка. Он вдруг неожиданно понял, что сказанного не воротишь, сделанного не поправишь. И от этого ему стало так плохо, что он заплакал, и первый раз мелькнула в его головке мысль, что правда хоть и одна, но каждый воспринимает её по-своему, и, стало быть, надо соблюдать осторожность, когда сталкиваешься с ней.
Расстроенный встречей с Чёрной Пантерой и Хромой Антилопой, страусёнок медленно брёл вперёд, не разбирая дороги. Неожиданно, шумно пыхтя, навстречу ему вышел носорог. Страусёнок остановился и сказал: «Здравствуйте».
— Ну, здравствуй, — буркнул носорог, подозрительно рассматривая страусёнка своими маленькими сумасшедшими глазками.
— Вот я, я иду… — начал страусёнок.
— Вижу, что не летишь, — перебил его носорог.
— … и мне плохо, — закончил печально страусёнок.
— С чего бы? — с этими словами носорог подошёл поближе страусёнку, чтобы лучше его видеть.
— Я пробовал говорить правду своим знакомым о том, что я слышал и знаю о них или думаю.
— Ну и что? — засопел носорог.
— Но ничего хорошего не получилось. От этого всем стало только хуже.
— Странно, — хрюкнул носорог. — Скажи-ка тогда что-нибудь обо мне, и мы посмотрим, кому из нас будет плохо.
— Но я не знаю ничего о Вас. Что же я могу сказать Вам?
— Жаль, — носорог пошевелил ушами и, помолчав, спросил: — А может, всё-таки слышал?
— Нет, ничего, кроме того, что Вы есть и что бываете очень сердитым.
— Ну, а что ты думаешь обо мне? Вот, например, ответь правду, нравлюсь я тебе или нет?
— Н-ну, если говорить правду, — начал страусёнок.
— Конечно, правду, — подбодрил носорог.
— … то не очень.
— Почему это не очень? — оторопел носорог. — Ну-ка, объясни.
— Н-ну… безобразный Вы очень. Туловище, как бочка, а ноги как будто ватой набиты. И рог у Вас кривой, — вдохновляясь, пояснял страусёнок. — Лоб низковат, а хвост просто несолидный какой-то…
— Та-ак, — мрачно протянул носорог, — ну, а теперь скажи честно, что тебе во мне нравится?
— Честно?! — воскликнул страусёнок.
— Честно! Честно! — угрожающе хрюкнул носорог.
— Ну, если честно, то ничего не нравится. Вид у Вас — отвратительный… Бр-рр, даже смотреть на Вас противно.
Носорог засопел так сильно, будто из него выпустили пары. Он опустил голову к самой земле и двинулся на страусёнка. Да так стремительно, что, не будь страусёнок проворен, как все страусы, несдобровать бы ему. Едва успел он отскочить в сторону, как разъярённый носорог пронёсся мимо, сметая с дороги кусты и подминая траву.
А страусёнок, вытянув вперёд свою длинненькую шейку, кинулся бежать со всех ног в другую сторону. А надо сказать, что все страусы отменные бегуны и догнать их непросто даже более подвижным и быстроногим животным, чем носорог. Страусёнок бежал быстро и долго до тех пор, пока силы не покинули его, и тогда он пошёл шагом. Сердце колотилось в его груди, а мысли вихрем проносились, сменяя друг друга, и были они невесёлые…
«Трижды я сказал правду, и трижды это не принесло пользы. Первый раз обезьянке Шка-Кро, второй раз — Хромой Антилопе, а третий — мне самому. Странно как-то получается. И совсем не так, как говорила мама. Может быть, она что-то спутала? Может быть, лучше говорить неправду, чтобы тебя любили и хвалили? Или вообще ничего не говорить? Или, — если мама не всё перепутала, только немного, — надо говорить полуправду?»
Размышляя таким образом, страусёнок все шёл и шёл, пока не увидел впереди знакомой высокой горы, покрытой белым… сахаром, в чём страусёнок был абсолютно уверен.
У подножия горы сидел жёлтый и немного коричневый Лев, самый справедливый из львов. Он был один, и, увидев страусёнка, подходящего к нему, он произнёс своё любимое: «Гм…». Страусёнок, растерянный и поникший, подошёл к повелителю равнин и сказал:
— Моя мама учила меня всегда и всюду говорить правду. Она говорила, что нельзя скрывать того, что знаешь, что слышал и что думаешь. Трижды я говорил сегодня правду, и трижды это не принесло никому пользы.
И страусёнок рассказал повелителю Великой равнины о своих встречах. Лев выслушал его внимательно и сказал:
— Видишь ли, правда слишком драгоценна, чтобы ею можно было пользоваться как разменной монетой. Не следует также обращаться с правдой к тому, кто к ней безразличен, так как, переданная из уст в уста, она порождает сплетни. Поэтому не надо без особой нужды передавать то, что не нужно, тому, кому не нужно. Запомни это, — сказал Лев и замолчал.
— Я запомню это, — пискнул страусёнок. — А моя мама? Значит, она ошиблась?
— Слова редко вполне точно отражают смысл сложных понятий. Твоя мама не слишком точно объяснила тебе, что такое правда, а ты не слишком правильно понял сказанное.
— Но разве я сказал неправду Чёрной Пантере?
— Ты правдиво передал сказанное, которое на самом деле не было правдой, а лишь мнением или, точнее, пожеланием маленькой Шка-Кро. Но у каждого может быть своё мнение, и любой спор в этом случае бесполезен. Он не имеет смысла, так как в спорах рождается истина, а такой спор не способен её установить. Поэтому личное мнение может не быть правдой, запомни это.
— Я запомню. Но разве я сказал неправду Хромой Антилопе?
— Свою правду ты употребил во зло. На самом деле это лишь предположение. Может быть, Хромой Антилопе повезёт, нога её заживёт, и она отыщет своё место в стаде. В этом случае ты просто проявил жестокость.
— А как же носорог?! — воскликнул страусёнок возбуждённо. — Он сам просил меня сказать, нравится ли он мне. И я ответил правду.
— Ты действительно сказал то, что думал, только это не была правда. Многие, — тут Лев сказал своё любимое «Гм…» и, как показалось страусёнку, с сомнением ухмыльнулся, — возможно, нашли бы носорога красивым. Но правдой является лишь то, что он велик и раздражителен. И часто невежлив.
— Значит, я сказал полуправду, а он не сумел понять меня. И ещё это означает, что даже взрослые не всегда умеют отличать правду от полуправды и неправды. Ведь так? Ох, и трудная вещь правда. И такая запутанная, что не все взрослые, и даже моя мама, легко узнают её.
— Видишь ли, малыш, правда отражает лишь то, что безусловно есть. И не надо путать с правдой точность передачи слов, мнений и даже событий. Всё это слишком сложно для тебя, но когда ты вырастешь, ты обязательно всё поймёшь. Это говорю тебе я, Лев, повелитель равнин.
— А когда я совсем, совсем вырасту, я буду как все знать, что где можно и нужно говорить, да? — не унимался страусёнок.
— Может быть и так, лишь бы ты никогда не говорил неправды