Вадим Дмитриевич Фёдоров

Возмутительный страусёнок

Сказка о том, как страусёнок узнал, что он самый красивый ребёнок на свете

— Спи, — сказала мама-страусиха, — ты самый красивый ребёнок на свете. У тебя самые длинненькие и тоненькие ножки. У тебя самая длинненькая и голенькая шейка. У тебя самые умненькие глазки и самый возмутительный носик. И вообще, ты самый, самый…

— Да, — удовлетворённо пробормотал, засыпая, страусёнок, — я действительно самый, самый…

И приснился страусёнку сон.

У подножия горы, очень высокой горы, покрытой на вершине белым сахаром — в этом страусёнок был абсолютно уверен, — сидел жёлтый и немного коричневый Лев. Это был самый справедливый из львов, и поэтому он был ни капельки не страшным. И рядом со Львом стоял немножко серый Слон с ушами как старые паруса. Это был самый мудрый слон, и он качал головой, совсем как игрушечный. А вокруг было полным-полно всяких зверей и птиц, почтительно стоявших в отдалении от повелителей лесов и равнин. Звери стояли спокойно, и только страусёнок суматошно бегал и суетился на своих длинненьких и тоненьких ножках, вытягивая голенькую шейку, с восторгом посматривая по сторонам.

— Сегодня мы выберем самого красивого ребёнка на свете, — рыкнул Лев, и Слон согласно закивал головой. И не успели звери удивиться такому странному желанию владык лесов и равнин, как вперёд выбежал страусёнок с возмутительным носиком и радости закричал:

— Но ведь это же я!

— Гм! — произнёс жёлтый и немного коричневый Лев, — это, конечно, меняет дело. Но, согласись, надо спросить, что думают об этом другие. — И обратясь к зверям и птицам, Лев спросил:

— Справедливо ли то, что утверждает страусёнок? Все ли с этим согласны?

И звери заговорили.

— Но у него нет нароста на носу, как у моего замечательного малыша, — недовольно хрюкнула мама-носорожиха.

— И у него не такая длинная шея, как у моих очаровательных крошек, — возмутилась мама-жирафа.

— И ножки у моих детей гораздо тоньше, — укоризненно щёлкала клювом мама-аист.

— Что же касается носика, то у моих птенчиков он задран ещё выше, — проскрипела с ветки птица тукан.

— Ах, вы только взгляните на ноги этого страусёнка! Ведь него только два пальца на каждой ноге! Это неприлично иметь два пальца! Ужасно неприлично! — затараторила попугаиха, уставившись на страусёнка круглым злым глазом.

— И шея голая… Слишком голая! — неслись голоса со всех сторон. — И в хвосте мало перьев… Совсем негусто!.. И кожа в цыпках!.. И глаза без ресниц!.. И ножки кривые!.. И вообще!

Всё громче и рассерженней кричали звери и птицы, и от этого маленькому страусёнку становилось всё хуже, всё больней и вот уж совсем стало плохо. Он испуганно съёжился и казался совсем маленьким, неказистым комочком, который покачивался на двух слабеньких ножках. А голову страусёнок старался спрятать, но девать её было некуда, и поэтому ему ничего не оставалось делать, как закрыть глаза. Страусёнку было стыдно и горько.

И тогда раздался могучий рык жёлтого и немного коричневого Льва, который заглушил голоса зверей и птиц и, казалось, вывел из глубокой задумчивости мудрого Слона, потому что немножко серый Слон вдруг снова закивал головой. Звери смолкли, и самый справедливый Лев спросил у страусёнка:

— Ты по-прежнему считаешь себя самым красивым?

— Нет! — пискнул страусёнок, — я совсем, совсем не самый красивый. Я даже скорее наоборот. Моя мама ошиблась. Я расскажу ей, что на свете есть дети с рогами, с тремя пальцами на ноге и гораздо более задранным носом… — и поэтому они красивее меня.

И вдруг немножко серый Слон широко оттопырил уши, будто старые паруса поймали ветер, и произнёс, обращаясь к страусёнку:

— Ступай к маме, малыш, и передай ей, что у неё самый красивый ребёнок на свете. Потому что у тебя самые длинненькие и тоненькие ножки, самая длинненькая и голенькая шейка, самые умненькие глазки и самый возмутительный носик. Это говорю я, Слон, повелитель лесов, — и, обратившись ко Льву, спросил:

— А что скажешь ты, повелитель равнин?

Жёлтый и немного коричневый Лев мотнул тяжёлой гривастой головой и произнёс своё любимое «гм…». Потом он, внимательно взглянув на страусёнка и окинув тяжёлым взглядом притихших зверей и птиц, проворчал:

— Ты действительно самый, самый… Ступай и скажи об этом своей матери, скажи, что это сказал я, самый справедливый из львов.

Страусёнок очень удивился услышанному, приподнялся на своих тоненьких ножках, вытянул вверх свою голенькую шейку и, широк распахнув глаза, воскликнул:

— Но почему же, почему именно я оказался самым красивым?!

— Потому что каждый из нас, — ответил Лев, — бесконечно красив. Надо только суметь это увидеть. И тогда полюбишь и обязательно откроешь, что любимый и есть самый красивый, самый умный, самый нужный. В общем, самый, самый…

— А что же говорили тогда они? — страусёнок опасливо покосился в сторону зверей.

— Они? — переспросил Лев. — Гм! Они не виноваты, они ведь тоже любят, и у каждого из них есть «самый, самый»!

И вдруг пропала гора, покрытая белым сахаром; исчез жёлтый и немного коричневый Лев, самый справедливый из львов; исчез немножко серый Слон с ушами как старые паруса, самый мудрый из слонов; исчезли бесследно, растаяв с остатками сна, звери и птицы лесов и равнин, и только озабоченный голос мамы-страусихи нарочно сердито произнёс:

— Ну, чего ты всё вертишься, вертишься, вертишься… Лежи спокойно и спи!

Но страусёнок уже не вертелся вовсе, он лежал смирно, широко раскрыв глазки, и он только совсем чуть-чуть высунул голову из-под мамы-страусихи, — а мама очень удобно расположилась над страусёнком! — чтобы спросить:

— Мама, а я знаю, почему я у тебя «самый, самый»…

— Какой, какой? — не поняла мама-страусиха, которая хотя и была лучшей мамой на свете, но всё же была немного недогадлива.

— Ну, самый, самый! И самый красивый, и самый умный… и вообще!

— Да?! — искренне удивилась мама-страусиха. — Очень интересно, почему?

— Потому что все мы очень красивы. И ты, и я, — серьёзно произнёс страусёнок, — надо только суметь это увидеть. И по-моему ты сумела это сделать. И уж во всяком случае это сделал я.

— Глупый! Ты ещё ничего не понимаешь в этих вещах… Хочешь, я лучше расскажу тебе сказку, может быть, ты снова уснёшь.

— А о чем будет сказка? — спросил страусёнок.

— Это будет сказка о жёлтом и немножко коричневом Льве, самом справедливом из львов, и о немного сером Слоне с ушами как старые паруса, самом мудром из слонов…

— Пожалуй, я обязательно усну, — поспешно согласился страусёнок и спрятал голову под крыло мамы-страусихи.

Но это уже совсем, совсем другая сказка, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.

Сказка о том, как страусёнок узнал, что такое полуправда

Всё окружающее казалось страусёнку необычайно интересным. И, разумеется, требовало его участия. Страусёнок представить себе не мог, что где-то и что-то может произойти без него и без его вмешательства.

Поэтому, когда однажды, проснувшись, он обнаружил рядом с собой восхитительно, красивое страусиное яйцо, восторг его был неподдельным. Ему было так весело, что он кружился на своих длинненьких ножках вокруг этого невесть откуда взявшегося яйца с нетерпением поджидая маму-страусиху, чтобы узнать, откуда оно взялось. И вдруг… — страусёнок даже похолодел от страха! — вдруг он совсем нечаянно толкнул его слегка. О, это действительно было совсем, совсем слегка, это яйцо, и оно — трэк! — раскололось пополам. В яйце… О, в яйце что-то было! Но что? Растерявшийся страусёнок не посмел рассмотреть как следует. И, конечно, тут же как из-под земли появилась рассерженная мама-страусиха, которая взглянув на яйцо, воскликнула: